Je Crois que Dieu a cree l aime humaine
capable de s instruire seule et sans maitres
J. Jacotot
Я верю, что Бог создал человеческую любовь и способность учиться самостоятельно без учителей Дж. Жакото
Разговор первый
– Куда ты запропастился, мой любезный друг? - спросила Анна у своего мужа, небогатого, но честного ремесленника. – Вот уже неделю я замечаю, что ты позже обыкновенного возвращаешься домой. А мне приходит в голову и Бог весть что?
Иван (имя мужа). Э, полно подозревать, моя милая! Кто в течение тридцати лет вел себя одинаковым образом и как подобает христианину; кто имеет такую добрую жену, как моя Анюта (тут он поцеловал ее); кто наделен от Господа таким милым детищем, каков наш Володя; тому не скоро может прийти в голову какая-либо блажь. Подойди ко мне, мой любезный сын! Поцелуй своего папеньку! Конечно, жена, я виноват перед тобою в том. Что до сих пор не сказал тебе о причинах моих поздних возвращений; но я поджидал только удобный случай, чтобы потолковать с тобою о важном для нас обоих деле. Володя именно и причиной всему.
Анна. Что с тобою? В уме ли ты? Володя, восьмилетний мальчик, может быть причиной, что отец забывает дом, семейство и проводит невесть, где время?
Иван. Не горячись. Вот то-то вы женщины, на приговоры-то легки. Вам бы только и быть судьями. Я уверен, что если ты узнаешь настоящую причину моих поздних возвращений домой, то, наверное, поцелуешь меня не один лишний раз.
Слушай, вот в чем дело. Уже мы с тобою не раз говорили о том, что пора Володю учить грамоте; ныне не то время. Что было прежде, когда на каждого грамотного смотрели как на чудо, когда какой-нибудь земской ярыжка – о чем часто говаривал мой дедушка – обманывал и обдирал честных людей, приходивших к нему с просьбою, чтобы он написал им челобитную, в суд, или прочел указ нашего батюшки русского царя, что по оному им делать надлежит.
Нет! Ныне этому уже не бывать, грамотные плодятся день со днем. И если найдешь еще немало из нашей братии ремесленного народа, кои не умеют ни читать, ни писать. Зато уж те из них, кои не садятся обедать за горшок с пустыми щами и скопили трудом кой-какое именьице, думают крепко о научении детей своих книжному языку.
Посмотри-ка на соседа нашего, столяра Петра, сколько он отвесил поклонов пономарю Мирону, чтоб тот научил его Васютку грамоте. А дядя Еремей, а кум и тезка мой Иван, не хлопочут ли о сем?
Анна. Да, это правда; вчера еще жена Ивана приходила ко мне и горевала, что учитель, к которому ходит сын ее учиться, частенько посылает к ней то за гривною, то за маслицем, то с приказанием, чтобы она спекла ему пироги. «Много денег, говорит мне Лукерья Пантелеевна, кладу я на моего сыночка, да что делать? Муж мой спит и видит, чтобы Федюша наш выучился поскорее грамоте. Тогда-то, говорит он, нашему Феде счастье посыплется со всех сторон. Грамотного-то его примут во всякую лавку, а там посмотришь, сделают приказчиком. Я же, безграмотный, какой торговец, и в дело-то большое вступить не смею, и всякий молокосос надо мною насмехается.
Это все хорошо, прибавила Пантелеевна, я и сама верю, что грамоту-то знать дело не худое, да только беда, что учитель-то слишком много нам стоит. Не пошлешь ему, чего он требует, так он и рассердится, и ну трепать бедного Федю. Вот уже третий годок пошел, как наш Федя ходит к нему, а все еще за складами мается!»
Иван. Как! Третий год сидишь за складами? Хорош учитель! Верно ему всегдашняя масленица Нет, жена, нам этого не надобно. Городской учитель не поживится нашею копейкой: мы не будем иметь в нем нужды.
Анна. В себе ли ты, мой любезный муженек? Давно ли говорил, что желаешь видеть своего сына грамотным, а сам не хочешь знать нашего городского учителя! Не плюй в колодец, пригодится воды попить. Сам ли что будешь учить ребенка. Когда с утра до вечера проводишь у наковальни?
Иван. Да, сам, сам. Вот тебе и новость! Наш Володя будет учиться у своего родителя, и ему не нужно будет со слезами на глазах затверживать «буки-аз», «ба», «веди-аз», «ва» и прочие глупости. Он у меня прямо будет читать с книги.
Анна. Вот тебе и на! Ай да Иван Андреич! Откуда ты, Батюшка мой, набрался вдруг такой премудрости?
Иван. А вот откуда, слушай: я тебе расскажу. Уже с полгода я думаю о том, как мне научить поскорее моего Володю читать и писать. Нашему учителю отдать его мне никогда не хотелось, ибо не один пример кума Ивана у нас пред глазами: всем известно, что наш учитель вечно по вечерам празднует Бахусу, да нередко и по утрам является в школу больно неблагообразным. Чего же тут ожидать доброго?
Я всегда надеялся в сем случае только на себя. Буду учить сам моего Володю, думал я, хотя только по воскресеньям; не много времени, это правда, но капля по капле и камень продолбит. Прежде начатия учения мне хотелось только свидеться с каким-либо опытным и знающим человеком и попросить его наставить меня, как я должен поступить в сем деле. Верно, желания мои были чисты, ибо дошли они до Бога.
Четыре дня тому назад, проходя мимо рынка, зашел я в книжную лавку Александра Петровича Лысова – старого нашего знакомца. Ты знаешь, что он иногда снабжает меня книгами для прочтения. Войдя в лавку, я заметил в ней одного господина, внимательно перебиравшего одну книгу за другой. И, по-видимому, не обращавшего на меня никакого внимания; мне и самому до него не было никакой нужды.
Поговорив с Александром Петровичем о том, о другом, когда зашла речь о нашем Володе, я не мог скрыть горя моего, и сказал ему, что имею страстное желание научить сына грамоте, но у меня нет человека, кто бы меня наставил на сем деле.
Представь же, друг мой, удивление мое: только я успел это выговорить, как господин, о котором я сейчас упомянул, подошел ко мне, ударил меня по плечу и ласково сказал: «Не горюй, добрый человек, я твой наставник. Приходи ко мне завтра по вечеру, мы с тобой побеседуем. Александр Петрович знает, где я живу».
Не дождавшись моих поклонов, он, простившись с Александром Петровичем, поспешно вышел вон. Признаюсь, жена, после сих слов я остался на месте как вкопанный; никогда мне еще не доводилось видеть господина столь ласкового к бедному ремесленнику.
Анна. Это и в самом деле редкость между господами. Верно, сей господин не знатного рода?
Иван. А я так думаю напротив, что он и не из каких-нибудь вылез. Если он из нашей братии, мелкого народа. Кто выползет в дворяне, к тому не приближайся. Но оставим это. Вот на другой день вечером, по окончании работы в кузнице я отправился к сему почтенному господину.
Когда я пришел к нему на квартиру, то слуга его уже был предуведомлен обо мне, и без доклада послал меня в его комнату. Мой любезный господин сидел в то время за маленьким столиком и что-то писал. Увидев меня, он поздоровался со мною, и не погнушался посадить меня возле себя. Ах, жена, ты не поверишь, как радостно у меня было на сердце, когда я подумал, что Бог свел меня с таким любезным человеком!
«Добрый гражданин, сказал он мне, я вижу, что ты желаешь своему сыну истинного блага: ты хочешь научить его грамоте, дабы он после того имел возможность понимать, как следует, закон Божий и закон Государственный. Понимать самого себя, как человека. Ты беден, у тебя есть семейство, о прокормлении коего ты должен печься, у тебя не достает столько денег, чтобы платить еще за ученье сына своего. Но будь спокоен, я наставлю тебя, как ты можешь научить его читать и писать по-русски, не употребляя на то много времени и не тратя на то ни копейки. Будь только постоянен в своем намерении, и ты получишь успех.
Когда твой сын научится грамоте, то благословляй за то не меня, а вот этого почтенного старика, портрет которого висит здесь перед нами. Это был совершенный человеколюбец, имя ему Жакото. Он француз, да что тебе до того за дело, лишь бы он был умный и добрый человек.
Открытие, которое сделал сей великий муж, есть истинное благодеяние для бедных. Ты, любезный друг, не назначен судьбою быть важным лицом в свете, твой сын также: Жакото и не хотел этого; когда он составлял учение для вас, он никогда и не думал выводить кого-либо из нас из того звания, которое Богом назначено каждому из нас в обществе. Напротив, он научает нас познавать наше звание, полюбить оное, быть полезными гражданами Государю и отечеству, и уметь ценить свое достоинство, как лучшие творения Божии на земле.
Впрочем, ты сам увидишь впоследствии, что воспитание, которое я буду советовать тебе дать твоему сыну, не сделает его великим ученым. Твой сын даже с трудом будет понимать язык ученых; но, к счастью бедных, чтобы быть человеком, на это не нужно столько хлопот и церемоний, как на то, чтобы произвести медика, адвоката и пр. Имей только терпение, любезный приятель; несколько бесед со мною будет достаточно, и тогда все пойдет своим чередом.
Думай о твоем милом сыне. Он родился человеком, как и ты, как все те, которые его окружают. Он рожден в бедности, в неизвестности, но в этом нет ни достоинства, ни бесчестия: так угодно было Богу! Богатым и знатным он дал обязанности, бедным и незначащим людям – другие. Каковы бы ни были сии обязанности, все-таки они суть обязанности. Никакое звание, если только оно непорочно, не унизительно перед Богом. Звание, которое каждый из нас занимает в обществе, есть его удел и все тут. Но примемся за дело».
С сим словом почтенный господин встал со стула, подошел к шкафу, вынул оттуда книгу и, подавая ее мне, сказал: «Вот я дарю тебя сею книгою, заглавие которой следующее: «Чтение для малолетних детей и обогащения их познаниями».
По сей-то книжке будешь ты заниматься со своим сыном; но впрочем не полагай, чтобы только по оной мог ты научить его читать; для сего может быть годна всякая книга. Этою же книгою я потому дарю тебя, что в ней содержатся знания, более полезные, более нужные для детского возраста.
Теперь я тебя спрашиваю: может ли твое дитя припомнить тебе то слово, которое ты покажешь ему в книге? Я подал ему утвердительный знак.
«Итак, покажи ему какое-либо слово в книге. Предположим, что это есть первое слово в рассказе: "Васютка", помещенное на странице 39 этой книги». «И вот твое дитя уже знает слово "Васютка"; оно различит сие слово от всех прочих слов сего рассказа и никогда не смешает оное ни с каким другим.
Когда ты уверишься, что твой малютка знает показанное ему слово, где бы оно не представилось, то покажи ему следующее слово. Это слово «был». После того спрашивай у дитяти: «Где слово «Васютка»?», «Где слово «был»?» Если твой сын в первый урок выучит таким образом два, три слова, то этого уже слишком довольно для него.
Попробуй, любезный приятель, испытать над твоим сыном то, что я теперь сообщил тебе. Извини меня, что на сей раз более не могу с тобой заняться. Приходи ко мне каждый день по вечерам, и в неделю ты узнаешь все».
Вот каким образом любезный сей господин принимает меня у себя! Что говорил он мне в следующие дни. То ты увидишь на самом деле. Завтра воскресенье, я свободен буду от дел, и могу заняться с Володей. Теперь я не пропущу ни одного праздника без того, чтобы не дать ему урока, и ты посмотришь, как он будет успевать со мною! Но пора спать. Прощай, мой милый сынок, я покажу тебе завтра славную вещицу. Вот-то ты будешь радоваться!
Разговор второй
Иван. Здравствуй, мой умный сынок! Я обещал тебе показать сегодня славную вещицу, я хочу исполнить свое слово. Вот видишь, вещица сия есть книга (вынимает из кармана книгу и показывает ее сыну) по которой ты будешь читать вместе со своим папенькой. Ведь тебе очень хочется научиться поскорее читать, не так ли, мой милый?
Но это вовсе не трудно; будь только ты всегда послушен и внимателен. Сперва ты научишься читать одно слово, потом другое, третье и т. д., наконец. Будешь уметь читать и по всей книге. Вот то-то будет любо нашему Володе! Вот то-то он будет радоваться!
Развернув стр. 39 книги: «Чтения для малолетних детей», где начинаются отдельные рассказы, и, показав сыну первое слово «Васютка», говорит: «Любезный Володя! Так как ты мальчик добрый и всегда внимателен к тому, что говорит тебе твой отец, то я покажу тебе два, три слова на этой странице, которые ты должен будешь выучить наизусть.
Вот первое слово, рассмотри его хорошенько, это слово называется «Васютка». Можешь ли ты показать мне теперь, где слово "Васютка"?
Володя. Вот слово "Васютка"
Иван. Хорошо, мой друг! Когда ты мог выучить одно слово, то можешь выучить и другое. Я вижу, что ты прилежно занимаешься, и потому покажу тебе и другое слово. Вот оно (указывая на слово «был»); рассмотри его также внимательно и выговори вместе со мной «был». Где слово "был"?
Володя. Вот слово "был".
Иван. Очень хорошо! Какое слово прежде стоит, «Васютка» или «был»?
Володя. Прежде стоит слово «Васютка», потом «был».
Иван. Так, мой малютка! Так, умник. Анюта, Анюта! Приди-ка поскорее послушать нашего Володю, он так хорошо читает. Спроси его об одном их этих слов (указывая на два первых слова рассказа)!… Каково? Что скажешь ты на это? Он у нас скоро научится читать.
Анна. Э, мой друг, ведь в книге не два только слова.
Иван. Это и всякий знает; но если Володя выучил два слова, то он может выучить и сто, а выучив сто, будет уметь и читать.
Анна. Полно, так ли? Право, я боюсь, чтобы твое ученье…
Иван. Ну, моя милая, из всего я вижу, что ты хочешь идти наперекор моему учению.
Анна. Как ты можешь это думать. Иван, уже ли мне самой не радостно видеть моего сына грамотным? Да только я боюсь…
Иван. О должно ничего бояться, жена; страх бывает причиной несчастий. Трус ни в чем не успевает. Покамест чего не испытаешь на самом деле, дотоле тем отнюдь пренебрегать не должно. Если наш Володя будет успевать, то это послужит доказательством, что учение мое не дурно; в противном случае оно будет не что другое, как неудачная попытка.
Я вижу, от чего происходит все твое недоразумение: ты не можешь себе представить, как возможно научиться читать, не затвердив прежде азбуки; но не полагай, чтобы в учении, которое я впредь буду называть учением Жакото, можно было бы вовсе ее избегнуть.
Нет! Володя наш будет также учиться распознавать буквы, но здесь они будут представляться ему не как отдельные знаки, а как части слова, во взаимной между собой связи. В этом сама скоро удостоверишься на опыте. Теперь же я прошу тебя только об одном: не мешай мне, ради Бога, и не говори при Володе ничего такого, что могло бы его встревожить или испугать.
Ободрение есть душа успехов, это твердит мне всегда мой благодетель. Он присовокупляет: если желания родителей часто не удовлетворяются на счет их детей, то тому бывают причиной никто другой, как они сами. Они часто позволяют себе говорить разные глупости в присутствии детей. Часто противоречат один другому в своих мнениях, а потом принуждают их беспрекословно исполнять свои приказания. Какая странная глупость! Они утешают себя в этом случае только тем, что дети не понимают их разговора. О, как жестоко они ошибаются! Как мало понимают они детей! Дети столь же здраво судят о том. Что ясно им представляется. Как и взрослые люди… Но оставим этот разговор, мне должно кончить свой урок.
(Обращаясь к сыну). Теперь ты знаешь два слова, «Васютка» и «был». Рассмотри внимательнее всю эту страницу, не найдешь ли ты еще где-нибудь того же самого слова «Васютка»?
Володя. Вот, папенька, здесь (показывая на четвертую строчку) также стоит слово «Васютка».
Иван. Прекрасно! Поцелуй меня за это друг мой! Ну-ка, проведи пальцем по другим строчкам, авось встретишь еще то же самое слово!
Володя (с радостью). Вот еще слово «Васютка»!
Иван. Так, так! Ай да Володя, что за умный мальчик! Хорошо, ты теперь везде, где не встретилось бы тебе слово «Васютка», можешь узнать его; но узнаешь ли ты таким образом слово «был»?
Володя. А вот еще слово «был» – и еще раз (показывая на «было») – и еще раз «(показывая на «была»).
Иван. (Останавливая сына на слове «было») Здесь ты немного ошибся, мой милый. Рассмотри, так ли написано сие слово, как вот это (указывая на «был»)?
Володя. Да, здесь я примечаю маленькую разницу: это слово (показывая на «было»), оканчивается кружочком, а слово «был» имеет на конце что-то другое. Впрочем, оба слова одинаковы.
Иван. Так точно! Как разница есть в письме, так разница есть и в выговоре; то слово, на конце которого ты заметил кружочек, выговаривается не «был», а «было». Слово, стоящее за словом «был», называется «сын». Выговори это слово!
Володя. Сын!
Иван. Где слово «сын»? Володя. Вот слово «сын». Иван. Как называется первое слово?
Володя. Первое слово называется «Васютка».
Иван. Как называется второе слово?
Володя. Второй слово называется «был».
Иван. А третье?
Володя. «Сын».
Иван. Хорошо, мой друг, хорошо, мой милый малютка! За то, что ты внимателен, я буду всегда любить тебя.
Володя. А маменька будет любить меня?
Иван. И маменька будет любить тебя; она тебя и не переставала любить, мой милый!
Володя. Но сегодня она такая скучная, такая сердитая…
Иван. Это не потому, чтобы ты не хорошо вел себя; она, так же, как и я, очень довольна твоим поведением; но она занята своим делом; она имеет свои обязанности, которые ей должно исполнить к сроку. Так и я имею обязанности, так и ты, когда подрастешь, будешь иметь свои обязанности, об исполнении которых более всего печься надлежит. Впрочем, ты и теперь уже имеешь сам свои обязанности, о которых тебе надобно всегда твердо помнить.
Вот видишь, ныне ты выучил со мною три слова из своей книжки; постарайся же теперь удержать в памяти свой урок, а для сего повторяй его чаще. Когда я буду опять свободен от своей должности, то покажу тебе еще несколько слов. Будь прилежен, друг мой, Володя; привыкай к трудам: Бог всегда любит и награждает тех, которые трудятся. На сей раз довольно; прибери покамест свою книгу на место, а потом ступай играть.
Разговор третий
Иван. Ну, Володя, подойди-ка ко мне; я знаю, ты умный мальчик, и верно исполнил свою обязанность… Разверни твою книжку… Где слово «Васютка»?
Володя. Вот слово «Васютка».
Иван. Где слово «был»?
Володя. Вот слово «был».
Иван. А где «сын»?
Володя. Вот «сын».
Иван. Хорошо, мой милый! Продолжай так учиться, и тогда ты скоро будешь уметь читать. Теперь я покажу тебе еще несколько слов. Слушай! (указывая на слово «бедной»). Вот слово «бедной». Где слово «бедной»?
Володя. Здесь слово «бедной».
Иван. Покажи мне «Васютка был».
Володя. Вот «Васютка был».
Иван. Покажи – «Васютка был сын».
Володя. Вот «Васютка был сын».
Иван. Прочти теперь все, что ты знаешь!
Володя. Васютка был сын бедной.
Иван. Покажи «сын бедной»!
Володя. Вот «сын бедной».
Иван. «Был сын бедной»!
Володя. Вот «был сын бедной»!
Иван. Покажи слово «был» и слово «бедной»!
Володя. Здесь слово «был», а вот тут слово «бедной».
Иван. Какое слово прежде всех ты выучил?
Володя. «Васютка».
Иван. А после всех?
Володя. «Бедной».
Иван. Которым стоит слово «был»?
Володя. Слово «был» стоит после «Васютка».
Иван. Сколько ты знаешь теперь всего слов?
Володя. Четыре.
Иван. Прочти еще раз!
Володя. Васютка был сын бедной.
Иван. Хочешь ли ты узнать еще слово?
Володя. Хочу, папенька, пожалуйста, покажите мне еще слово.
Иван. Изволь, мой друг; следующее слово называется «вдовы». Выговори сам это слово.
Володя. «Вдовы».
Иван. Которое это слово?
Володя. Пятое.
Иван. Прочти же все, что ты знаешь!
Володя. «Васютка был сын бедной вдовы».
Иван. Кто был Васютка?
Володя. Васютка был сын бедной вдовы.
Иван. Чей был сын Васютка?
Володя. Бедной вдовы.
Иван. Как называется сын бедной вдовы?
Володя. Васютка.
Иван. Почему ты это узнал?
Володя. Я это прочел…
Иван. Прекрасно, мой друг, поцелуй меня, дружочек. Ай да Володя, молодец! Что ты скажешь своему другу Мише, когда он придет к тебе?
Володя. Я ему скажу, что я умею читать.
Иван. Так! А если Миша тебе не поверит?
Володя. Я тогда принесу ему книжку и докажу, что я умею читать. Иван. Как ты ему докажешь?
Володя. А вот как: я разверну книжку, и показав ему на это слово (указывая на слово «Васютка»), скажу: «Васютка»; потом покажу на это (на «был»)… был, потом на это … «сын», потом на это… «бедной», потом на это… «вдовы». Так и прочту ему: «Васютка был сын бедной вдовы».
Иван. Какой ты умник, Володя! Сделай так, мой друг, научи Мишу читать, он будет за то любить тебя еще более. Ты сделаешь ему доброе дело, ты поступишь, как велит нам поступать сам Бог. Он заповедал нам: «Люби ближнего своего яко сам себя».
Анна. Пора перестать, Иван; это может утомить ребенка.
Иван. Ты пустое говоришь, моя милая, дитя никогда не устает со своим отцом и своей матерью. Другое дело бывает со школьным учителем, который беспрестанно теребит своего ученика, приговаривая: скотина! Болван! Осел! – Нет! Я не назову своего сына скотиною. Я скажу ему: друг мой! Ты также умен, как и я; но во мне более опытности, нежели в тебе. Я убежден в том, что полезно уметь читать, а ты в этом еще не уверен.
Когда ты подрастешь, то будешь благодарить того, кто и бедным доставил способ научиться грамоте. Продолжай так, как ты начал, и все пойдет своим чередом. Маменька будет повторять с тобою то, что я прошел, а если ты скоро вытвердишь свой урок, то она сама покажет тебе еще несколько слов.
Разговор четвертый
Мы предполагаем, что мать занималась ежедневно с сыном повторением им пройденного, и даже занималась по нескольку раз в день, что Володя твердо знает не только те слова, которые показал ему отец, но и следующие до конца смысла: которая поденной работою снискивала себе пропитание.
Иван. Скажи, Володя, сколько ты теперь знаешь слов?
Володя. Я знаю теперь одиннадцать слов.
Иван. Наименуй мне сии слова!
Володя. Васютка – был – сын – бедной – вдовы – которая – поденною – работою – снискивала – себе – пропитание.
Иван. Покажи мне слово "был".
Володя. Вот слово "был".
Иван. Точно так! А где слово "вдовы"?
Володя. Вот здесь (указывая на слово в книге)
Иван. Хорошо, ну, а где слово "работою"?
Володя. Вот оно (также указывая в книге данное слово).
Иван. Так, друг мой. Точно так! Которое это слово?
Володя. Это восьмое слово.
Иван. Прекрасно! Хочешь ли ты, чтобы я показал тебе еще что-нибудь?
Володя. Покажите, папенька!
Иван. Вот тебе листок бумаги, чернильница и перо, напиши мне первое слово, которое ты выучил!
Володя. Я не умею писать, папенька!
Иван. Рассмотри хорошенько слово "Васютка" и постарайся потом написать сие слово.
Володя. Я не могу, папенька!
Иван. Никогда не говори, друг мой, «не могу». Человек все может сделать, если только он захочет и приложит старание. Примись-ка, Володя!
(Дитя рассматривает внимательно слово Васютка, наконец, копирует его. При сем случае не должно понукать или торопить его, а дать ему полную волю в его действии. Первое письмо его может быть и криво, и неразборчиво, но иначе невозможно).
Иван. Вот, Володя, ты говорил, что ты не умеешь писать, а между этим написал прекрасно! Рассмотри еще внимательнее слово сие в книге, потом сравни его с тем, что ты написал, тогда, конечно, ты найдешь какую-нибудь разницу.
Володя. Да, папенька, замечаю, что мое слово не так прямо написано, как в книге, но позвольте мне, папенька, написать еще раз это слово: вы увидите, что теперь я лучше его напишу.
Иван. Изволь, дружочек, напиши еще раз, я даже уверен, что во второй раз ты напишешь лучше, в третий еще лучше.
(Дитя начинает писать во второй раз уже не с робостью, как прежде, но с уверенностью в успехе, получив ободрение и похвалу (ободрение – великое дело). Теперь, без всякого сомнения, он напишет слово и прямее, и яснее).
Володя. Посмотрите, папенька, вот как я написал!
Иван. Хорошо, очень хорошо! Ну как не любить мне моего Володю, когда он такой прилежный и внимательный!
Тебе известно, какое слово стоит после слова "Васютка", напиши это слово! (Дитя поступает так же, как оно поступало и в первом случае.
Здесь должно заметить, что отнюдь не следует поправлять письма ребенка, ибо он сам должен все находить и все исправлять. Не забывайте только всегда ободрять его, и дело увенчается успехом).
Иван. Как ты написал два первых слова, так точно ты можешь написать и все прочие. Постарайся-ка, друг мой, написать все выученные тобой слова: я покажу твое письмо Феде, вот-то он удивится!
(Отец уходит, а сын продолжает заниматься сам по себе). Разговор пятый Иван. Ты, конечно, жена, теперь менее сомневаешься в пользе моего учения?
Анна. Если ты хочешь, чтобы я сказала правду, то знай, что я до сих пор думаю, что ты обманешься в своем ожидании. Выслушай меня и не горячись.
Иван. Ну, ну, рассказывай! Я стану спокойно слушать.
Анна. Хотя я люблю тебя, однако всегда готова держаться правой стороны, и уверена, что ты не будешь за то на меня гневаться. Возможно ли поверить, чтобы учение твое было дельное, когда наш городской учитель и даже весь город смеются над тобою, говорят, что ты помешался, и что твое учение сущее шарлатанство?
Иван. Далее!
Анна. Согласись сам, что ты принялся нее за свое дело… Тебе ли идти наперекор ученым людям, которые всю жизнь свою провели за книгами? Уж верно они знают не менее твоего, но они все против тебя.
Вчера я была у Софьи Власьевны, где, между многими гостями, нашла и нашего учителя, Мирона Перфильевича Бабибукина. Признаюсь, я едва из себя не вышла, когда услышала, что Бабибукин стал поднимать тебя на смех.
«Худые времена! Худые времена! – восклицал он обступившим его мужчинам, нашим соседям, – слыхано ли дело, чтобы когда-либо кузнец осмелился противоречит нашему брату, ученому зелью, опровергать наши старинные методы, которые стольких людей уже сделали великими, и провозглашать за лучшую методу какого-то французенка Жакото! Ну не смешно ли это, почтеннейшие?» – тут наш Бабибукин немного остановился и поглядел на всех пристально, как бы желая узнать мысли каждого, но когда все в один голос ему поддакнули, то он так захохотал, или лучше, заревел, что мы, женщины, едва уцелели от страху на своих местах.
Потом он продолжал: «Я… я… я, который так прилежно учился по латыни» – тут он насчитал нам премножество сочинителей, которых он не только читал, но даже учил наизусть, Цицерона, какого-то Корнеева Непутай и других – «чтобы я не умел учить детей? Чтобы я допустил кому-нибудь сказать, что такой-то лучше и скорее меня сможет выучить грамоте! Избави Боже! Эти шарлатаны жакотисты – эти франтмасоны, карбонары вздумали проповедовать учение совершенно навыворот! Слыхано ли дело, чтобы дитя могло научиться читать, не вытвердя прежде азбуки? О, это уже из рук вон…»
«Правда, правда, закричали все мужчины, это совершенная фантасмагория!» – «По истине так, почтеннейшие, – возразил Бабибукин. Нам, искусившимся в школьном деле, даже наверное известно, сколько месяцев ученик должен просидеть за азбукою, сколько потом за складами, особенно за трехсложными и четырехсложными».
Ты не удивляйся, Иван, что я с такою подробностью пересказываю тебе слова Бабибукина: я не проронила ни единого словечка. Ибо слова трогали меня за живое.
Иван. Напрасно было горячиться, друг мой, однако, сделай одолжение, продолжай!
Анна. «Случается иногда, это правда – говорил Бабибукин, – что другой мальчик выучится читать и в два, три месяца, но зато скольких трудов это стоит учителю! Ведь вы знаете, господа, старинную пословицу: за битого двух небитых дают, так-то бывает и в нашем деле. Когда над которым учеником сам хорошенько помаешься, то и вдолбишь ему что-либо поскорее другого.
У меня бывали такие олух, прости Господи, которые по целому году сидели за азбукою и не раз бывали биты мною, а теперь смотришь – уже стали люди чиновные! Нам ли после этого учиться своему делу у какого-нибудь кузнеца? Ха-ха-ха! Гости слушали Бабибукина с большим вниманием, и, по-видимому, были все на его стороне. Иные даже до того поверили ему, что подсели ко мне и стали мне советовать, чтобы я отвела тебя от твоего благодетеля, чтобы я отговорила тебя заниматься по новой методе.
Однако я всякому отвечала наотрез, что никогда не дерзну сопротивляться мужу моему, что воля его есть мой закон, что я поступила бы весьма неблагоразумно, если бы стала делать наперекор ему, ибо не идет жене быть наибольшей в доме.
Иван. Я никогда не сомневался в тебе, любезная жена! Однако продолжай: проповедь Бабибукина весьма потешна.
Анна. «Впрочем, – присовокупил он с довольным видом, – да будет всем известно, господа, что ученые наконец уже вышли из терпения и выставили методу Жакото в самом смешном наряде.
Получив во вчерашний день пятый том «Библиотеки для чтения», я там нашел прекурьезнейшую статейку, которую сей же час вам расскажу. Читаете ли вы, почтеннейшие, «Библиотеку для чтения»? Вот журнал, так сказать, что журнал! В одном номере бывает иногда до 400 страниц и более, то как тут не быть дельного?»
«В этом пятом томе написана критика на учение Жакото, которое недавно вышло в свет в особой книжке. Вот изволите видеть, критик-то человек весьма ученый, как говорит о нем мой шурин, занимающийся у него перепискою бумаг – доказывает читателю, как дважды два четыре, что учение Жакото кончает курс – знаете ли чем, господа? – буквами». Тут раздался хохот со всех сторон. «Кроме шуток, уверяю вас моим честным словом, – вскричал Бабибукин.
Там именно сказано, что метода Жакото состоит в том, чтобы наперед читать, потом уже различать склады, и в заключение курса узнавать буквы, если достанет времени». Ха-ха-ха! – повторили опять гости.
Признаться тебе откровенно, друг мой, хотя я сильно была рассержена на Бабибукина, однако после этих слов не могла, дабы не засмеяться. «Но не думайте, господа, чтобы критику сию написал какой-нибудь новичок в деле писания, нет, такой и носу не заглянет в «Библиотеку для чтения», там пишут все ученые. Говорят, между ними есть такие, которые знают языки всего света, которые обо всем судят и рядят. Подумаешь, что они навсегда постигли всю человеческую мудрость, и теперь говорят как пророки».
Тут наш городской ученый опять заговорил о своем любимом Цицероне и о других, кои имена теперь не припомню. Все поддакивали ему и беспрестанно хлопали в ладоши.
Казалось, все радовались этому известию Бабибукина, все принимали оное за неоспоримое доказательство, ибо–де такой журнал, как «Библиотека для чтения», врать не будет. Один только наш кум Иван, как я заметила, был нахмурен и сидел, пригорюнясь, впрочем и немудрено, в этом деле он человек темный. Иван. Бедный кум! Его нетрудно смутить этим оглашенным! Ну, что дальше?
Анна. Ты можешь представить себе, что во весь этот разговор я сидела как на иголках, и, улучив минуту, тихомолком вскоре отправилась домой, не простясь даже с хозяйкой. Если о сем разговоре я не сказала тебе в тот же день, то это потому, что не хотела встревожить тебя, а положила лучше выждать удобное к тому время.
Теперь, когда я и сама довольно спокойна и ты стал меня выпытывать, я рассказала тебе все, кажется, с большою подробностью. Однако, друг мой Иван, если не все, что говорил Бабибукин, принимаю я за чистые деньги, то все-таки мне думается, что ты, по пословице, не спросясь броду, пустился в воду. Боюсь я, чтобы сам себя не поднял ты на смех всему околотку, тогда злоязычники погубят тебя.
Иван. Напрасны опасения, жена! Ты свой рассказ кончила, теперь послушай то, что я тебе скажу.
Прежде всего я тебя спрашиваю: достаточные ли убеждения представил тебе Бабибукин, чтобы могла ты сомневаться в пользе моего учения? Ужели ты еще не уверена, что всякому своя рубашка ближе к телу? Или ты думаешь, что в самом деле Бабибукин не понимает, где скрывается истина? Поверь, он знает, где раки зимуют, и если столь горячо стоит за старое учение, то это потому, что новое учение колет ему глаза. Оно требует сильных трудов, собственной деятельности, а он уже так обленился, что даже позабывает думать. Он привык приходить в класс с заспанными глазами и там досыпать отнятое им у сна время, которое он провел за картами и бутылками – что новое учение строго воспрещает.
По старой методе он целый год может ничего не делать со своими учениками; чего по новой сделать нельзя. Он привык, чтобы все в околотке называли его ученым и слепо следовали его советам, а новое учение обнаруживает его невежество и глупость.
Чем более он представляет родителям трудностей при изучении их детей грамоте, тем более они в нем нуждаются; – новая метода говорит напротив, что научиться грамоте есть вещь самая легкая.
Вот, милая, причины, по которым наш ученый так беснуется; вот что заставляет его вооружаться против благодетелей бедных людей.
Анна. Положим, что так; но что ты скажешь против Критика, который написал против вас? Что ученый Критик не знает методов Жакото, это так же ясно, как то, что день есть день, а ночь есть ночь, иначе он не говорил бы, что ученик только в конце курса узнает буквы. В будущее же воскресенье наш Володя должен будет познакомиться с буквами. Итак, успокойся, милая Анюта, положись на меня, который в поте лица снискивает хлеб для своего семейства, что я не упущу из виду ни твоего благосостояния, ни счастия нашего малютки, который дорог нам обоим, как залог нашей постоянной и непритворной любви друг к другу.
Текст взят в сокращении с сайта "Агентства образовательного сотрудничества" http://setilab.ru/
