Из речи «О важнейших предметах воспитания»
Вот уже год прошел, любезные мои товарищи, как по избранию вашему несу я на себе должность, которой почести, важность и трудности служат доказательствами лестной вашей ко мне доверенности... Я сравниваю теперь себя с кормчим, который, не доверяя опытности, держался берегов; наконец решается плыть в открытое море и не робкое путешествие свое рассказывать, но советов просить должен.
В воспитании юношества, в сем важном деле, где я по званию своему участвую более других членов университета, в исполнении сей важной обязанности прошу ваших советов. Осмеливаюсь подвергнуть вашему суждению мои мысли, полагая, что они заключают в себе первые основания нравственности и могут указывать на те правила, которым следовать обязаны наставники. Ими намерен и я руководствоваться, как путешественник, чтобы не сбиться с пути, смотрит на приметы, расставленные по дороге.
В каком состоянии, воображаю, должен бы находиться человек, отчужденный от общества людей, отданный на волю одной дикой природе. Обращаю потом мысли к человеку, который, среди устроенного, образованного гражданства последних веков просвещения, высокими познаниями своими составляет честь и славу своего Отечества.
Какая разность, какое безмерное расстояние разделяет того и другого! Эту разность произвело воспитание. Оно начинается от колыбели, приобретается сперва одним подражанием, постепенно развертывается ум, память, воображение, вкус к изящному, пробуждается любовь к себе, к ближнему, любовь славы, чувство чести, желание наслаждаться жизнью.
Все способности ума, все дарования, все страсти, все это обделывает воспитание, соглашает в одно стройное целое, и человек, как бы снова родившись, являет творение в совершенстве. Наружный вид его, возвышенное чело, взор, который всюду устремляется, все созерцает вверху, вокруг себя; черты лица, в которых изображается чувственность, покоренная уму, - все показывает, что он родился быть господином, повелителем, царем природы. Но мудрость, с которой он должен править с наследственного своего престола, не дана ему от рождения: она приобретается учением.
В чем же должна заключаться эта мудрость?
Чему должно нам учиться, чтобы достигнуть своего назначения? Какие способности должны быть раскрыты и усовершенствованы, какие должны потерпеть перемены; что надобно придать, что отсечь как излишнее, вредное?
Мое мнение: ничего не уничтожать и все усовершенствовать. Неужели дары природы напрасны? Как осмелимся осуждать их? Кого обвиним в них? Одного признаем виновника всему, что ни существует; исповедуем его и благоговеем перед его бесконечною премудростью.
Что же надобно сказать о дарованиях умственных, врожденных побуждениях, свойственных человеку желаниях? Все должно остаться при нем: иначе исказим его природу, будем ее насиловать и повредим его благополучию. Обратимся, во-первых, к главнейшей способности, уму, которым хотят отличить человека от прочих животных, противополагая в последних инстинкт.
Я не того мнения, чтобы человек лишен был инстинкта, который является во многих действиях ума, который в соединении с умом составляет гений. Замечу только мимоходом, что инстинкт не приобретается; гением быть нельзя, кто не родился. В этом-то искусство воспитателей: открыть гений, обогатить его познаниями и дать свободу следовать его внушениям.
Ум, если хотят составить его из воображения и памяти, едва ли отличает нас от животных. Но разум, без сомнения, принадлежит исключительно человеку
Разум - это значит известные начала суждения, в которых как бы отпечатались первые действующие причины Вселенной и которые соглашают, таким образом, все наши заключения с явлениями в природе, где противоречия существовать не могут.
Как бы то ни было, но в том надобно признаться, что не столько уму нашему, сколько дару слова одолжены мы всем нашим превосходством перед прочими животными. Из них самые близкие по сложению своего тела, как уверяют анатомы, лишены органов, с помощью которых могли бы произносить сложные звуки. Им запрещено передавать друг другу понятия. Одному человеку предоставлено это право; он один на Земле пользуется сим даром; ему одному велено учиться, изощрять свой ум, искать истин соединенными силами.
Слова, как бы лучи ума его, передают и распространяют свет учения. Язык народа - свидетельство его образованности, верное доказательство степени его просвещения. Чему, спрашиваю я, одолжены своими блистательными успехами в последнее время математические и физические науки, слава нынешних веков, торжество ума человеческого?
Без сомнения, искусственному языку своему, ибо как назвать все сии знаки различных исчислений, как не особенным, весьма сжатым языком, который, не утомляя напрасно нашего внимания, одной чертой выражает обширные понятия. Такие успехи математических наук, затмивши всякое другое учение, справедливо удивляют нас; заставляют признаться, что уму человеческому предоставлено исключительно познавать сего рода истины, что он, может быть, напрасно гоняется за другими; надобно согласиться и с тем, что математики открыли прямые средства к приобретению познаний.
Еще не с давнего времени пользуемся мы сими средствами. Их указал нам знаменитый Бэкон (Бэкон, Фрэнсис (1511 -1626) - английский философ, родоначальник английского материализма, провозвестник экспериментального метода.). Оставьте, говорил он, трудиться напрасно, стараясь извлечь из одного разума всю мудрость; спрашивайте природу, она хранит все истины и на вопросы ваши будет отвечать вам непременно и удовлетворительно.
Наконец, гений Декарта (Декарт, Рене (1596-1610) - французский философ, математик и физик.) привел эту счастливую перемену, и благодаря его дарованиям мы живем уже в такие времена, когда едва тень древней схоластики бродит по университетам.
Здесь, в это заведение вступивши, юношество не услышит пустых слов без всякой мысли, одних звуков без всякого значения. Здесь учат тому, что на самом деле существует, а не тому, что изобретено одним праздным умом. Здесь преподаются точные и естественные науки, с пособием языков и познаний исторических. Здесь преподаватели разделяют между собою предметы, которыми всю жизнь свою занимаются, еще с молодых лет почувствовав в себе охоту и некоторые дарования.
Как жаль, что истинному просвещению предпочитаются суетные выгоды домашнего воспитания. Кто хочет образовать своих детей для государства, тот должен прибегнуть к средствам, которые одно только государство в состоянии доставить; тот должен учить своих детей в общественных заведениях.
.jpeg)
Человек, обогащая свой ум познаниями, еще должен учиться уметь наслаждаться жизнью
Одно образование умственное не довершает еще воспитание. Человек, обогащая свой ум познаниями, еще должен учиться уметь наслаждаться жизнью. Я хочу говорить об образованности вкуса. Жить - значит чувствовать, наслаждаться жизнью, чувствовать непрестанно новое, которое бы напоминало, что мы живем. Так, стихотворец наш Державин говорит о людях:
Непостоянство - доля смертных,
В переменах вкуса - счастье их.
Среди утех своих несметных
Желаем мы утех иных.
(Отрывок из оды Г. Р. Державина «К первому соседу» (Державин Г. Р. Стихотворения. Л., 1933. С. 151 - 152).).
Единообразное движение мертво. Покой приятен после трудов и скоро обращается в скуку. Наслаждение заключается в волнении чувств, под тем условием, чтобы оно держалось в известных пределах. Впрочем, все равно, на веселое или печальное обращается наше внимание. И возвраты к унынию приятны; и трогательные картины бедствий человеческих нас привлекают.
Я утешаюсь мыслью, что из нашего университета не выйдут подобные произведения растительной природы; даже не войдут сюда, если, к несчастию, уже родились с таким назначением. Не выйдут, повторяю, потому, что здесь продолжается любовь славы, чувство чести и внутреннего достоинства.
Кажется, природа, одарив столь щедро человека при его рождении, еще не удовольствовалась. Вдохнула в каждого желание превосходить других, быть известным, быть предметом удивления, прославиться и, таким образом, возложила на самого человека попечение о своем усовершенствовании.
Ум в непрестанной деятельности силится стяжать почести, возвыситься - и все человеческое племя идет от совершенства к совершенству и где остановится?
Другие обязанности отзывают и охлаждают стремление к славе. Срочное время поручено человеку хранить огонь жизни; хранить с тем, чтобы он передал его другим. Он живет, чтобы оставить по себе потомство. Любовь к жизни, сильное побуждение во всех тварях, ты исполняешь высокую цель природы.
Я переступил через вершину моей жизни, при первом шаге чувствую уже тяжесть, которая увлекает меня по отлогости второй половины моего пути. Всегда был я внимателен к явлениям организма; теперь не могу наблюдать, не могу говорить о них равнодушно.
Покоится жизнь в зерне растения под охранительною пеленою против враждебных стихий; но деятельность их наконец улучает время и, до того беззаботная, вдруг пробуждается ото сна. Тогда, с превосходством еще сил, строит она орудное жилище против непрестанного нападения. Скоро почувствовав неравный бой, помышляет о побеге и скрывается в новом зерне.
Посмотрите на этот прививок: он уже цветет в первую весну
Вот краткое описание явления жизни в растении, животном и человеке. Чем удержать это стремление к побегу изменяющей жизни? Как рано пробуждается оно и как верно рассчитано бывает время. Посмотрите на этот прививок: он уже цветет в первую весну. Органическая сила в нем предчувствует, что отчужденный черен от родного дерева не долговечен и что ей надобно спешить с плодами.
Посмотрите на огородные овощи, когда холодные ночи грозят им скорым морозом: вдруг останавливают они рост свой, и зерна в них спеют. Яблоко, тронутое червем, зреет ранее других и валится на землю. Так порок сокращает жизнь; так юноша созревает преждевременно, удовлетворяя ранним своим желаниям, и ложится в могилу, когда бы ему надобно было цвести.
Мы все живем втрое, вчетверо менее, нежели сколько назначено природой. Натуралисты, сравнивая время возрастания человека и животных, приходят к тому же заключению: мы должны бы, говорят они, жить около 200 лет. Но увы, напрасно жизненная сила собирает питательные соки; их сжигает огонь страстей, снедают заботы и губит невежество.
Пылкость нашего воображения, наше знание, всегда готовые воспоминания будят страсти и призывают желания недолжные. Наставник юношества пусть обратит сюда внимание и постарается предупредить безрассудность молодости, еще не знающей цены своему здоровью...
Будем же дорожить жизнью, покуда она не теряет своего достоинства
Пусть примеры в истории, истинное понятие о чести, любовь к Отечеству, пробужденная в юных летах, дадут заранее то благородное направление страстям и ту силу, которые дозволят нам торжествовать над ужасом смерти.
С повязкою на глазах, как говорит Ларошфуко (Ларошфуко, Франсуа (1613-1680) - французский писатель и один из вождей Фронды, автор книги афоризмов (1665), на русском языке известной с XVIII в. по многим переводам.), мы его не увидим. Быть готовым всякий час принести эту великую жертву требует от нас премудрость творца, вложившего в человеческое сердце с любовью к себе и любовь к ближнему.
Отсюда проистекают все начала нравственности - предмет воспитания, к которому как важнейшему прихожу я к последнему и не хочу говорить о нем как о науке.
Кто, спрашиваю, умел в полноте изложить, какие обязанности проистекают из любви к ближнему? Были люди, каковы Гоббс (Гоббс, Томас (1588-1679) - английский философ-материалист, сторонник абсолютной монархии, способной обеспечить благо народа на основе разума и справедливости; антидемократизм Гоббса обусловлен его взглядами на природу человека, эгоистичную и злобную, чуждую общественности.) и Гельвеции (Гельвеции, Клод Адриан (1715-1771) - французский философ-материалист), которые не хотели верить, чтобы человек рожден был для общества.
По счастью, заблуждение их не опасно: подобные будут являться, может быть, по временам; но последователей себе не найдут. Как можно усомниться, чтобы творец Вселенной, которого признаем за существо благое, только с последним усилием ума дозволил достигать познания, самого необходимого для благополучия человека? Еще можем обойтись без писаных законов, когда они начертаны в сердцах наших.
Мы родимся с добродетелями, и совесть дана им в охранение. Примеры научают лучше, нежели толкования и книги. Вы, воспитанники сего заведения, вы пользовались сими примерами. Уверен, что вы отсюда донесете любовь и добродетели и сохраните ее вместе с благодарностью к вашим наставникам.
Вы узнаете, и опыт света еще более уверит вас, что одно чувство любви к ближнему, любви бескорыстной, беспристрастной, истинное желание добра вам налагало на нас попечение просветить ваш ум познаниями, утвердить вас в правилах веры, приучить вас к трудолюбию, к порядку, к исполнению ваших обязанностей, сохранить невинность ваших нравов, сберечь и укрепить ваше здоровье, наставить вас в добродетелях, вдохнуть в вас желание славы, чувство благородства, справедливости и чести, этой строгой неприкосновенной честности, которая бы устояла против соблазнительных примеров злоупотребления, недосягаемых наказанием...
Расставаясь с вами, что скажу вам самого поучительного?
Вы счастливее меня, родившись позже. Из истории народов видели вы, что всякое государство переходит возрасты младенчества, возмужалости и старости. То же будет и с нашим любезным Отечеством (то есть Россия приближается к возрасту возмужалости). Хранимое судьбой, медленно возвышается оно в своем величии и достигает высоты, на которую еще не восходило ни одно племя человеческое на земле.
Век Петра, Екатерины, Александра были знамениты; но счастливейшие дни России еще впереди. Мы видели зарю, предвестницу их, на Востоке; за нею показалось солнце... Я все сказал этим.
Печатается по изданию: Казанский вестник. Казань, 1832. Ч. XXXV. Кн. VIII. Август. Впервые опубликовано в 1832 г.
